На работу в Горьковский институт «Салют» я вышел осенью 1978 года. Молодой специалист Андрей Чурин быстро освоился в исследовательской лаборатории. Три месяца, посвящённые диплому, дали не только пятёрку за него, но и опыт. Через год (!) меня назначили главным конструктором опытно-конструкторской технологической разработки. Эти обязанности выполняли обычно ведущие инженеры со стажем работы лет десять, не меньше. В моём непосредственном подчинении было три старших инженера, мои заказы выполнял конструктор, которого я выбрал из состава КБ и настоял на его кандидатуре, к моим услугам была радиотехническая лаборатория и экспериментальная механическая мастерская. Разработка была выполнена «на месяц раньше намеченного срока», «на высоком научно-техническом уровне» – формальные регалии в акте приёмки работы, но насчёт уровня выполнения – на самом деле так. Заказчик этой работы был неформально очень доволен.
Через пять лет, в 1983 году, меня пригласили работать в Институт прикладной физики Академии наук СССР (ИПФАН). Область деятельности совершенно другая: приёмные устройства миллиметрового диапазона. Подозреваю, что именно из-за того, что я не знал технологии и стандартные методики данной работы, получилось найти новый подход к разработке и изготовлению вышеупомянутых детекторов и смесителей.
Наши экспериментальные изделия были уникальным в мире по параметрам, превосходя лучшие штатовские на порядок по двум важнейшим характеристикам: чувствительности и рабочей полосе частот. Напомню, что «порядок» это в 10 раз.
Проводя отбор элементов размером 200х50 мкм из матрицы 30х100 штук при помощи осциллографа, бумаги, карандаша и калькулятора, я вспоминал о языке программирования Fortran, который изучал в университете. Раздумья реализовались в автоматизированный измерительный комплекс на базе ЭВМ ЦЛАНП-280: размером с бытовой холодильник, оперативной памятью 32 кБ, накопителями на двух дискетах 7,5 ``. Вручную лишь перемещали по матрице элементов щуп с контактами: у нас не было прецизионных столов, да и необходимости в этом не ощущалось, не промышленное же производство. Измерение и обсчёт делал компьютер. Время, затрачиваемое на обмер матрицы сократилось раз в пять. Воодушевлённый результатами, я разработал ещё несколько программно-аппаратных измерительных комплексов.
В 1982–1983 г.г. Академия наук СССР вплотную занялась высокотемпературной сверхпроводимостью (ВТСП). Я был участником исследовательской группы, занимавшийся исследованиями ВТСП в ИПФАНе под руководством Сергея Викторовича Гапонова (в 1978 году он руководил моей дипломной работой), обеспечивал метрологию экспериментальных исследований.
В 1988 году я перевёлся в другой отдел ИПФАНа, занимавшийся разработкой технологий с использованием мощного миллиметрового излучения. Технологическая установка занимала два этажа, питающий трансформатор стоял на улице (от таких питают небольшие жилые дома квартир на 100), регулирующие устройства находились в соседней комнате, на двери которой висела табличка с молнией, черепом и костями: там было до 20 000 вольт.
Для обработки тугоплавких материалов требовалось изменять температуру образца по определённому алгоритму в течение 1–3 часов по кривой самописца, фиксирующего эту температуру, одновременно контролируя 3 режима работы установки, подкручивая при этом 4 ручки. Программа для контроля за этим процессом была заказана почти год назад в отделе автоматизации.
Скажу, опуская подробности, и без ложной скромности, что, разругавшись с разработчиками-автоматизаторами, получил от руководства института карт-бланш, закупил оборудование на какую-то смешную сумму и через месяц выдал бета-версию программы, которая была доведена до релиза ещё через три недели. Теперь технологический процесс спекания керамики состоял в следующем: в реактор загружался образец, в программу вводился график изменения температуры, нажималась кнопка включения высокого напряжения и клавиша «Enter» на клавиатуре компьютера. Экспериментатор шёл писать главу диссертации, курить, обедать или пить чай. По завершении процесса всё выключалось автоматически. Инженеры отдела автоматизации сначала на меня обиделись и перестали здороваться, но через пару недель стали приходить за консультациями.
Не подумайте, что я только работал. Наш небольшой и дружный коллектив выезжал в тёплые весенние дни на шашлыки, мы с удовольствием ездили в подшефный колхоз, где отдыхали, занимаясь общественно-полезным физическим трудом на свежем воздухе и купаясь в Ветлуге. К этому времени я совершил ещё одну безуспешную попытку наладить семейную жизнь, но она, как и все предыдущие, завершилась неудачей.
В середине восьмидесятых мы с товарищем принимали самое активное движение в том, что сейчас называют «Дискотеки 80-х». Мы организовали, технически оснастили дискотеку, которую называли «Музыкально-техническая группа «ИлюзионЪ» (именно так!), ставшую одной из лучших дискотек г. Горького. Для справки: наши усилители давали 480 Вт качественного звука, а у Аллы Пугачёвой на её Рождественских вечерах было 1000 Вт. Вполне сравнимые величины!